СЕГОДНЯ МЫ ПОГОВОРИМ О ЧЕЛОВЕКЕ, ИМЯ КОТОРОГО В НАШЕЙ СТРАНЕ ЗНАЮТ, НАВЕРНОЕ, ВСЕ, КРОМЕ ГРУДНЫХ МЛАДЕНЦЕВ. НУ, ИЛИ САМЫХ ОТЪЯВЛЕННЫХ НЕУЧЕЙ. ДА-ДА, О МИХАИЛЕ ВАСИЛЬЕВИЧЕ ЛОМОНОСОВЕ.
К ажется, что вся мировая история может похвастаться только двумя личностями с такими всеохватными интересами – Ломоносовым и Леонардо да Винчи. Ломоносов заложил основы естествознания в России, оказал ни с чем не сравнимое влияние на отечественную науку. Однако при жизни его в основном ценили за умение по любому случаю слагать стихи да ещё за изобретательность в устройстве фейерверков. ПУТЬ К ЗНАНИЯМ На самом деле о Ломоносове написано множество как литературных биографий, так и научных трудов. Не говоря уже о фильме. И рассказать о его жизни и его работе в рамках одной статьи не только практически, но и теоретически невозможно. Основное чувство, которое возникает у каждого, кто вознамеривается хотя бы кратко ознакомиться с этой биографией, – изумление. Как вообще человек за 55 лет жизни мог успеть столько сделать? Как это вообще возможно? Непостижимо. Как-то традиционно сложилось, что у нас Ломоносова называют помором. Пошло это от историка В.И. Ламанского, который в 1863 году написал первую биографию Михайлы Васильевича и так его «обозвал». Да, село, в котором родился наш герой, находится в Архангельской области, а Архангельск – у Белого моря. Но и Холмогорский уезд, и деревня Мишанинская (ныне село Ломоносово) отстоят от моря довольно далеко, жители к морскому промыслу отношения не имеют и не имели, да и вообще на море бывали чрезвычайно редко. Так что помором Ломоносов не был. Но это так, к слову. По факту же он родился в 1711 году. Отец его был довольно состоятельным, но абсолютно неграмотным человеком. Любознательного отрока Михайлу обучал грамоте местный дьяк. После смерти матери отец женился вторично, а затем и в третий раз. Это мы к тому, что Ломоносов покинул отчий дом главным образом потому, что его отношения с мачехой, мягко говоря, не сложились. Было ему тогда 19 лет. Ни с кем не простившись, взяв только некоторые вещи и учебники арифметики и грамматики, он отправился в Москву – сначала пешком, а потом присоединился к рыбному обозу. Впрочем, всё это слишком известно, чтобы подробно рассказывать. Вообще же о молодых годах Ломоносова можно снимать отдельный фильм. Приключенческий. В котором он по прибытии в Москву подделает документы, выдав себя за дворянского отпрыска для поступления в Славяно-греко-латинскую академию, а потом будет утверждать, что его отец священник; будет учиться в Марбурге, где женится отнюдь не по православному обряду на дочери хозяйки квартиры; в котором он на обратном пути в Россию будет забрит в прусские солдаты и дезертирует спустя несколько недель… И, конечно, всё это время он будет изучать иностранные
языки, философию, поэтику, физику, химию, математику, горное дело, минералогию и другие науки. Добавим сюда, что уже позже, в 1743 году, когда Ломоносов после долгих мытарств и прошения на высочайшее имя получил должность адъюнкта, он устроил перебранку в Академии наук с немецкими учёными (которые тогда заправляли в Академии), ругал их всяческими нецензурными словами и грозился «поправить зубы», за что был заключён под стражу на восемь месяцев. В общем, жил он нескучной жизнью. НАУКА В последнее время в моду вошло считать, что Ломоносов не был таким уж выдающимся учёным. Поэтом – да, организатором науки и просветителем – несомненно, а вот учёным… И в самом деле, большинство его открытий впоследствии западная наука «переоткрывала» заново. Почему же это произошло?
Начнём почти с конца. В 1764 году, за год до смерти, когда обласканный императрицей Ломоносов был в зените славы, когда его приняли в почётные члены Болонская и Стокгольмская академии и вообще он стал первым русским учёным, получившим международное признание, он написал две, можно сказать, автобиографические работы. В одной, которая называлась
«Краткая история о поведении Академической Канцелярии в рассуждении учёных людей и дел с начала сего корпуса до нынешнего времени» Ломоносов рассказал о тех неисчислимых бюрократических препонах и интригах, которые мешали ему жить и работать. Но нам более интересна вторая: «Обзор важнейших открытий, которыми постарался обогатить естественные науки Михайло Ломоносов, статский советник Её Императорского Величества всея России, действительный член Санкт-Петербургской Академии Наук и ординарный профессор химии, почётный член Академии Художеств, там же учреждённой, а также королевской Стокгольмской академии и Болонского института». В этом документе, опубликованном спустя сто лет после смерти автора, Ломоносов перечисляет девять сделанных им открытий: четыре относятся к области физической химии, одно – к теории электричества, одно – к минералогии и геологии, а оставшиеся три к гравиметрии – науке об измерении величин, характеризующих гравитационное поле Земли. Любопытно, что открытое им наличие атмосферы у Венеры в этот список Ломоносов даже не включил. А ведь в настоящее время это единственное его достижение, в котором приоритет Ломоносова безоговорочно признан мировой наукой. Вернёмся, однако, в более раннее время – в 1744 год. 4 мая. Ломоносов проводит опыт, который должен опровергнуть общепринятую тогда теорию флогистона – «огненной субстанции», якобы наполняющей все горючие вещества и высвобождающейся при горении. Теория была разработана знаменитым Робертом Бойлем, и никто не подвергал её сомнению. Бойль, в частности, считал, что флогистон переходит от пламени к нагреваемому металлу, и вес последнего увеличивается. А Ломоносов нагрел металл в запаянном сосуде – и вес остался прежним. Он увеличился, только когда в сосуд вошёл воздух. А 4 мая был другой опыт: в царской водке (смесь азотной и соляной кислот) 10 минут растворялась медная монета. Потом такая же монета растворялась в такой же царской водке, но освобождённой от воздуха. Выяснилось, что в последнем случае царская водка растворила на 11 гранов меди меньше. Не вдаваясь в подробности, скажем, что таким образом был открыт фундаментальный закон – закон сохранения массы. Но во всём мире его называют законом Лаву
азье, хотя Лавуазье открыл то же самое аж на четверть века позже. Только наиболее добросовестные говорят «закон Ломоносова – Лавуазье». Примерно та же участь постигла и другое фундаментальное открытие Ломоносова в области физической химии – корпускулярно-кинетическую теорию. И снова возникает вопрос – почему? Причин несколько. Во-первых, Ломоносов не был математиком. Он считал математику не наукой, а только чем-то вроде инструмента. Его гениальные прозрения в результате остались лишь на бумаге, подтверждённые несколькими публичными лабораторными опытами. Именно поэтому, в отличие от открытий, скажем, Ньютона и Лейбница, создавших высшую математику, они не вылились в язык формул и уравнений. И в результате не оказали такого влияния на мировую науку, какого заслуживали. Вторая причина заключается в том, что большинством западных учёных Россия того времени воспринималась как некий «медвежий угол». Сюда можно было
приехать, чтобы заработать денег, но ждать от этой научной провинции каких-то успехов – бессмысленно. Наконец, третья печальная причина – это то, что в значительной мере так и было. Российский высший свет и чиновничество никак не могли понять, что нужно этому выскочке и вообще зачем всё это нужно. Их интересовало только немедленное практическое применение. В виде фейерверков, например, так развлекающих знать. А академическое начальство воспринимало открытия Ломоносова как подкоп под их личные интересы. В России просто не было ума, сравнимого с Ломоносовым. Его некому было оценить. Зато его труды высоко оценил другой великий учёный – Леонард Эйлер. Вот его отзыв: «Все сии сочинения не токмо хороши, но и превосходны, ибо он изъясняет физические и химические материи самые нужные и трудные, кои совсем неизвестны и невозможны были к истолкованию самым остроумным учёным людям, с таким основательством, что я совсем уверен в точности его доказательств. При сем случае я должен отдать справедливость Ломоносову, что он одарован самым счастливым остроумием для объяснения явлений физических и химических. Желать надобно, чтобы все прочие Академии были в состоянии показать такие изобретения, которые показал господин Ломоносов».
ПОЭЗИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ Мы не будем говорить о поэзии Ломоносова. Несмотря на то, что именно он (и ещё Сумароков) заложил основы современной русской поэзии, впервые начав использовать силлабо-тоническую систему стихосложения. Но дело в том, что именно поэтические произведения в очень большой мере его оберегали и обеспечивали карьеру. Нет, конечно, профессором и коллежским советником он стал благодаря научным трудам своим, но вот благосклонность в первую очередь императриц (Елизаветы и Екатерины) завоевал с помощью поэзии. Ещё когда он учился в Германии, он написал «Оду на взятие Хотина», за которую ему простили все дисциплинарные проступки во время этой самой учёбы. Сочинил «Оду на день восшествия на Всероссийский престол Елизаветы Петровны» – и результат не замедлил ждать. Но, между прочим, в этой оде, помимо восхваления императрицы, содержится ещё много чего. В частности, призыв выращивать своих, российских учёных. «Что может собственных Платонов и быстрых ра
СТЕКЛО И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО Началось с того, что граф Михаил Воронцов привёз из Италии образцы флорентийской мозаики. Королева (то есть императрица) и весь двор были в восхищении. А Михайло Васильевич тут же заявил, что сам сумеет создать подобную красоту. Натурально, ему не поверили – на Руси секрет мозаики считался утраченным, а итальянские мастера своими секретами делиться не собирались. Это неверие только раззадорило Ломоносова. Он стал, что называется, фанатом стекла. Даже написал огромное стихотворение «О пользе стекла». Даже, к изумлению окружающих, носил кафтан со стеклянными пуговицами. Но суть не в этом. Приняв вызов, Ломоносов немедленно приступил к бесчисленным опытам по окрашиванию стекла окислами металлов. И добился успеха. Причём он не только раскрыл секрет изготовления смальты для мозаик, но и создал уникальный телескоп собственной конструкции, «ночезрительную трубу» плюс ещё с десяток прежде невиданных оптических приборов. И, заново открыв секрет изготовления цветного стекла, Ломоносов решает заняться, что называется, собственным бизнесом. Он обращается в Сенат с прошением «завесть фабрику делания изобретённых мною разноцветных стекол и из них бисеру, пронизок и стеклярусу и всяких других галантерейных вещей и уборов, чего еще поныне в России не делают, но привозят из-за моря великое количество ценою на многие тысячи». Во многом благодаря тому же Шувалову прошение было удовлетворено – в деревне Усть-Рудицы Копорского уезда неподалёку от Ораниенбаума Ломоносову был выделен земельный надел под строительство фабрики. В декабре 1752 года он получает от Мануфактур-коллегии огромную беспроцентную ссуду – 4 000 рублей – на устройство стекольной фабрики. Так Ломоносов одновременно становится помещиком и фабрикантом. Строительство фабрики началось в мае
1753 года, а уже через девять месяцев Михайло Васильевич представил первые образцы продукции. Он забрасывает занятия в Академии и занимается только этим, параллельно обучая крестьян химии. Фабрика производит (на уровне лучше европейского) бисер и стеклярус, стеклянные пуговицы и посуду. Но вот незадача: предпринимателя из Ломоносова не вышло. Он так и не сумел наладить торговлю своей продукцией. А ссуду надо было отдавать. Ломоносов попал в жуткую долговую кабалу, из которой не сумел выбраться до конца жизни. От банкротства и конфискации имущества спас случай. 30 апреля 1756 года в шпиль Петропавловского собора попадает молния. Начавшийся пожар сильно повредил всё здание. Ломоносов предложил свой проект восстановления собора. Согласно этому проекту, собор должен быть украшен мозаиками. И проект был принят, деньги обещаны. Ломоносов всё время проводит в мозаичной мастерской, создаёт великолепный портрет Петра I и приступает к работе над грандиозной «Полтавской баталией».
Но тут началась Семилетняя война с Пруссией, и в казне попросту не оказалось денег на какие-то мозаики. «Полтавская баталия» так и осталась стоять в мастерской Ломоносова на Мойке.
Незадолго до смерти Михайло Васильевич говорил Якобу Штелину: «Друг, я вижу, что я должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть. Жалею токмо о том, что не мог я совершить всего того, что предпринял я для пользы Отечества, для приращения наук и для славы Академии, и теперь при конце жизни моей должен видеть, что все мои полезные намерения исчезнут вместе со мной...»
https://dialogmm.ru/wp-content/uploads/2022/07/moemetro125.pdf
